Время для жизни [СИ] - taramans

прошлом Елизарову. Получается они — больше Чибиса, эти эмоции? Выходит — шизофрения, это не раздвоение разума, а раздвоение эмоций? Значит что? Значит — говорить «сошел с ума» — неверно! Вернее будет — «душевнобольной», если душа — это эмоции? Ну не разум же является душой?!».

Сейчас он разумом понимал, что одним из способов его дальнейшего поведения является «уход в тину». Сидеть в клубе «тихэнько» и не отсвечивать. Возможно такое? Вполне! Жить есть где, одежда есть, деньги есть, в деревне есть магазин, то есть с голоду не помрешь. Вот и живи так! Но — не хочется так жить! Как-то… противно! И самому себе — стыдно.

Какие еще варианты? Сдать Хлопа ментам? Не… не вариант! Тогда и сам он сядет, и надолго. Вообще не вариант!

Что еще? Отдать деньги, все что есть? Эти… суки… показали, что деньги им особо не нужны. Нет, забрать-то они — заберут, только Ивана все равно отмудохают и покуражатся, или просто зарежут.

Тогда что? Получается — ударить первым… И в эмоциях были сомнения в осуществимости этого, но отрицания как такового — не было. Понимал ли он, что придется убить и Хлопа, и Цыгана? Да, понимал. Причем — как-то по-разному понимал. С точки зрения Елизарова, оба этих мудака давно уже зря топчут землю. Никакой пользы людям от них нет, а вот вреда — полно!

К примеру, есть другие представители преступного мира. Тот же Шрам, или Савоська. Но Шрам, преступным путем поимев денег, на эти деньги дает жить другим, тоже пусть не самым лучшим людям — тем же торгашам, у которых одевается; тем же проституткам, чьими услугами пользуется. А от тех — эти деньги уже идут другим.

Савоська — тот вообще встроен в какую-то сложную преступную схему по обороту денег. Там тоже столько жучков крутиться, все кушают-пьют, да еще и родных обеспечивают. То есть — тоже небесполезен для определенной части общества.

А эти… мразоты… только гадят другим, причем гадят — жестко, вплоть до увечий, а все полученное — прожирают, пропивают бездарно. Такие даже для самих урок — не очень удобны. Да что там неудобны, от таких стараются держаться подальше! Они как взбесившиеся собаки, которых просто необходимо даже не изолировать, а уничтожить!

Есть отрицание необходимости убийства Хлопа и Цыгана? Нет, отсутствует. И в прежней жизни Елизаров не понимал где-то читаной фразы, так любимой русской интеллигенцией, что, дескать, если не можешь вернуть жизнь умершему хорошему человеку, не отнимай жизни у плохого. Где здесь связь? Где логика? Ну… русская «интель» много чего взяла на вооружение, из мыслей разных умных людей. Но! Возможно, мысли были поняты неправильно, или просто выдернуты из контекста. Да и кто сказал, что пусть и умные люди всегда «сыплют» только умными мыслями? Им что, вообще не свойственно ошибаться?

Эмоции же Чибиса… несколько другие. Он просто очень боится этих отморозков. А где такой сильный страх, там и сильнейшее желание избавиться от причин данного страха. Причем радикально избавиться!

И херней маются те, кто блеет про «не убий»! Они просто не видели никогда своими глазами убитых такими отморозками людей, изнасилованных женщин, не видели горя пострадавших от таких зверей. А если и видели, но все равно — «не убий», значит — сами твари равнодушные, и лицемерные, не способные сопереживать чужому горю. Их, таких «гуманистов» просто не касалось подобное.

То есть — решение принято. А вот как его воплощать? Ну… найти-то их можно. Пробежаться осторожно по известным Чибису малинам, да хавирам. Поспрошать людей. Его многие знают, а не знают — так все равно видели с кодлой, а потому такой интерес будет понятен.

Ну вот нашел… и что? Против всей кодлы? Нет, не реально! Там и Хлопа, с Цыганом — «за глаза»! А по одиночке эти твари не бродят, всегда парой. А то и с остальными. Как-то стараться подгадывать? Ладно… будем думать. Война план покажет!

Шли дожди. Погода совсем уж испортилась. И даже вода в Оби прибыла. Мироныч с Яковом несколько раз звали его с собой, на рыбалку. Тут многие, живущие рядом с рекой, занимаются этим. У Мироныча и лодка есть, небольшая, деревянная.

Вот они несколько раз порыбачили, по Оби с сетями. Как называли мужики — со сплавной сетью, или — в другой раз — с «донкой». Выбор снасти проходил по неизвестному для Ивана алгоритму. Только что понял — со сплавной сетью рыбачат на отмелях, а вот с донкой — по глубине.

Рыбы было немало. Тут были и белорыбица, попадались и стерляди. Иван себе рыбу не брал, неохота возится и готовить на керосинке. Но от ухи в гостях у Мироныча, или жарехи, то есть жареной рыбы, принесенной Яковом ему в клуб — не отказывался.

— Весной-то… в талах, на фитили язь хорошо идет! Тут же водой все заливает — да иной год чуть не до клуба нашего вода доходит! Вот он и прет, язь-то, в кусты на прожор! Но то — весной, а сейчас рыбы, конечно, поменьше, — объяснял Мироныч, выбирая рыбу из сетей.

Как понимал Иван, мужики брали его с собой как рабочую силу, на веслах работать. Пока он греб, куда указывали, Яков с кормы лодки выкидывал сеть. Рыбачили, как правило, уже в сумерках. Косов не очень понимал, что заставляет мужиков в дождь и ветер заниматься этим — промокнешь, да замерзнешь на ветру, аж зубы чакают.

— Ты, Иван, какой-то неженка — чуть ветерок подул, все — замерз. А рыбки-то тоже хочется! Как без рыбки-то, да рядом с рекой жить? — пенял ему Мироныч.

А вот после этой рыбалки хорошо было, придя домой к Миронычу, попариться в бане, а после и за столом посидеть, принять рюмку-другую очищенного самогона, да под душистую ушицу!

— Так ты что, ни лодку не прибираешь, ни весла не уносишь? — удивлялся Иван небрежности Мироныча.

— Так тут, считай, у каждого своя лодка! Все про всех знают, на реке-то. Кому чужая-то нужна? Да и увидят люди, потом — нехорошо может быть… если кто возьмет!

Вот с Верой… как-то было все не хорошо. Выходит — расстались они с ней. Она еще дважды приезжали к нему. Но чувствовалось, что никакого особого желания у нее — не было.

— Ванечка! Ну ты сам подумай — раньше же никто о нас с тобой не знал, и не видел. А тут… все же люди видят, что я к тебе езжу. Пусть и незнакомые люди, но